Все подумали, что Николай пропал. Его не было почти год. Но потом он снова появился в храме. Также нежданно, как и в первый и во второй раз. Постаревший мальчик, не дитя войны, а ее исчадье. Не нужный ни миру, ни войне, ни родине, ни роду. Пришел в тех же вещах, в которых его проводили.
Стол, чай. Молчанье. Стесняясь самого себя, своего увечья и своей юной старости — (ну кто бы мог ему дать его 22 года?) - он продолжил свой рассказ, как-будто не прерывал его на несколько месяцев...
Вы меня проводили, я поехал. Уже на подъезде к тому городу стало плохо прямо в поезде. На станции сняли на скорой, привезли в одну больницу, наверное районную. Там не взялись оперировать. Осколок в почке двинулся. Перевезли в областной центр, отняли почку. Несколько месяцев в больнице. Потом родственников нашел. Денег тех у них конечно уже не было. Но что-то вернули. Вот я приехал. Военкомат пробил мне комнату, обещали и дальше помочь. Пока все слава Богу. Сил только маловато. Надолго не хватает.
Устроили к Митрополиту в дом сторожем. Но потом Николай уволился, по инвалидности и усталости от мира, ну еще что-то через военкомат пробили ему. Не пил, пить не было ему возможности.
После летом уже пришел, хотя в этой истории все времена года смешались. Серая пустая осень. Как у дверей у входа – и свет есть, а когда входишь, темно, хорошо ничего не видно. Лето было жаркое, по тому, что дальше произошло все запомнили эту жару.
Николай пришел радостный, ну так это можно назвать. «Я брата нашел! – сказал он, – Завтра едем забирать». «Где брат»? В Ростове, в поезде-холодильнике тело нашли. Так он все это время непохороненный был. А под Ростовом-на-Дону стояли поезда-рефрижираторы с телами погибших. Не все удостоились погребения, многие еще ждали своего христианского часа – «Земля еси и в землю отыдеши...» Военкомат гробы дает и транспорт, мы с родителями и близкими других погибших из нашего города едем завтра забирать. Уже и место определили, будет братская могила, а потом сказали и памятник поставят — погибшим воинам.
Пока они ехали, а может и до их отъезда случилось незапланированное ЧП. В составе-рефрижераторе отключили ток, несколько дней не могли сделать, а может и не хотели. У нас очень сложно провести границу между этими двумя волениями. В общем, когда приехали машины с гробами и автобус с родственниками, стали открывать вагоны, а там уже не тела, а каша из полуразложившихся тел наших солдатиков. Не всегда можно было точно понять кто где, чье тело, а чьи конечности. Так и покидали в гробы, больше по массе, да по количеству телесных членов. Запяли в цинк. Повезли на малую родину. Из братской могилы в рефрижераторе в братскую, но в землю.
Памятник на могиле той поставили, рядом построили часовню, потом ее перестроили в храм, колокольню подняли. Служба почти каждый день, на кладбище много хлопот у священника. День почти не кончается, мало целого дня, даже и чаю иногда некогда попить.
А Николай больше не приходил. Жив ли он, неизвестно. Богу известно. У Него – все живы.
(старый новый год, 2010,)
