К недоступной весне... (Продолжение)
* * *
Прошло больше года, за это время храму передали рядом стоящий дом под приходские нужды, теперь там была самая настоящая трапезная, с кухней и столовым залом, небольшим, уютным. Была комната священника, где появился самый настоящий диван. Правда бывший в употреблении, б/у. Его пожертвовала одна прихожанка. Диван обтянули новой материей и он выглядел вполне достойно. На нем было гораздо удобнее отдыхать, чем на стульях за призрачной ширмой. В общем, быт налаживался. День сменялся новым днем, богослужения совершались почти ежедневно. Череду несли два священника и один диакон. Один раз в неделю крестили — по субботам, два дня венчали — ну как обычно, по пятницам и воскресеньям, если не пост. Когда была необходимость, не отказывали крестить и венчать и в неурочное время. Время было для церкви интересное, народу крестилось и венчалось много. Службы были уставные, продолжительные. Чай теперь означал больше отдохновение, нежели согревание организма. Но все равно — чай в церковной трапезной это всегда милое дело. Особенно если он заварен хорошо и горяч, как сказал один остряк: «дружба и чай хороши, когда они крепкие, горячие и в меру сладкие...»
И был день... все шло своим чередом. В этом пространстве. В это время. Спокойствие церковной жизни ведь всегда весьма относительно. Через каждый храм проходит ось человеческой боли и страдания. За красотой храма, за золотом икон и иконостаса не всегда виден пульс этой боли. Но как боль человеческого организма дает ему знать, что он жив и должен жить, так и боль человеческая, проходя через сердце церкви, дает ей жизнь, не дает закоснеть в самодовольном созерцании внешней красоты и наружного покоя. ( Collapse )
Прошло больше года, за это время храму передали рядом стоящий дом под приходские нужды, теперь там была самая настоящая трапезная, с кухней и столовым залом, небольшим, уютным. Была комната священника, где появился самый настоящий диван. Правда бывший в употреблении, б/у. Его пожертвовала одна прихожанка. Диван обтянули новой материей и он выглядел вполне достойно. На нем было гораздо удобнее отдыхать, чем на стульях за призрачной ширмой. В общем, быт налаживался. День сменялся новым днем, богослужения совершались почти ежедневно. Череду несли два священника и один диакон. Один раз в неделю крестили — по субботам, два дня венчали — ну как обычно, по пятницам и воскресеньям, если не пост. Когда была необходимость, не отказывали крестить и венчать и в неурочное время. Время было для церкви интересное, народу крестилось и венчалось много. Службы были уставные, продолжительные. Чай теперь означал больше отдохновение, нежели согревание организма. Но все равно — чай в церковной трапезной это всегда милое дело. Особенно если он заварен хорошо и горяч, как сказал один остряк: «дружба и чай хороши, когда они крепкие, горячие и в меру сладкие...»
И был день... все шло своим чередом. В этом пространстве. В это время. Спокойствие церковной жизни ведь всегда весьма относительно. Через каждый храм проходит ось человеческой боли и страдания. За красотой храма, за золотом икон и иконостаса не всегда виден пульс этой боли. Но как боль человеческого организма дает ему знать, что он жив и должен жить, так и боль человеческая, проходя через сердце церкви, дает ей жизнь, не дает закоснеть в самодовольном созерцании внешней красоты и наружного покоя. ( Collapse )